[elle-nie]

Нашла эту историю в каком-то радикальном чайлдфри сообществе. Сообщество очень радикальное, для меня чересчур. Я детей заводить не собираюсь и не жду, что у меня однажды проснётся желание иметь семью. Однако, я просто мирный индивидуалист, выступающий за свободу выбора: вы меня не трогаете, я вас не трогаю. Меня не парят чужие дети в общественных местах, я не выступаю за рестораны и курорты, свободные от детных. Считаю это уже перегибом. Ну давайте запретим во всех ресторанах издавать звуки при еде, я вот их терпеть не могу аж жуть. Дети бывают всякие, как и родители. Не всегда правы и виноваты по определению только одни. С некоторыми детьми я очень даже лажу - как-то нас с подругой просили за ребёнком присмотреть, и я приняла удар на себя. А подруга удивлялась, откуда у меня столько терпения, как я так справилась. Но не всегда и недолго.

Не знаю, правда это или тн "крипота" и провокация. Но бывает всякое. Вспоминаю, как в соседнем районе жили в квартире два брата-дегенерата. Рылись в помойках, справлялись, как могли. Я там работала в магазине и мне рассказывали. Мать бросила их и исчезла в неизвестном направлении, забив даже на квартиру. Настолько они её достали. Может, правда не выдержала. И вот не стану говорить - ах какая плохая, как можно.
Ещё там был мальчик 24 лет, выглядел на 12 и соображал слабо. Одни его гнобили, другие жалели. Весёлый там район вообще... Там, кстати, ныне живёт моя маразматичная двоюродная бабушка, которая пьёт кровь моей мамы.

Хотя согласно моему мировоззрению, ничего так просто не случается. Подобные киндерсюрпризы - это явно нечто кармическое. В назидание за ошибки. Может, и текущие. Надо думать своим умом, а не коллективным и не тем, что принято в обществе, и здраво оценивать свои возможности.

У меня была замечательная семья, а сейчас я жалею, что не убила своего ребёнка при рождении. Муж Илья пять лет просил родить ему сына. Я всё отнекивалась. То институт, то затянувшийся ремонт в квартире, то просто хотелось пожить для себя. Илья упрямо подсовывал мне "беременные" журналы, обещал на руках носить и даже выбрал имя- Егор. Я сдалась. Мы честно обошли врачей. После всех необходимых обследований нам сказали: " Рожайте на здоровье".
На всех УЗИ обещали девочку. Но Илья, разглядывая фотографии, твердил, что видит мужское достоинство:
-Шифруется просто.
Муж вынашивал ребёнка вместе со мной. Иногда мне даже казалось, что это он беременный, а не я. Он знал, что мне можно есть, а что нельзя. Варил какие то полезные супчики, надраивал каждый день полы ("Дышать пылью вредно!") и делил что то вкусненькое уже на три части ("Вас уже двое!"). Обожал перестукиваться с малышом: " Если ты мальчик, то стукни один раз, а если девочка-два!" Ребёнок, несмотря на все заключения УЗИ, отвечал всегда одним пинком.
30 декабря наш новогодний подарочек постучался на выход. Врачи склонялись к кесареву сечению: длительный безводный период, окончание схваток, сердцебиение стало прослушиваться хуже, да к тому же ягодичное прилежание...
Сознание упорно пробивается сквозь наркоз, и я слышу, как врачи перекладывают меня с каталки на койку. проваливаюсь опять. "Увас мальчик: вес 3.200, рост 50 сантиметров." Смеюсь, обращаясь к хирургу:"Доктор, представляете, у меня мальчик!". Он сурово молчит.
Врач-педиатр на обходе сквозь линзы очков строго смотрит на меня и на вопрос, когда мне покажут ребёнка, разражается триадой, от которой всё внутри переворачивается. " Его вам не покажут. Ребёнок в состоянии крайней тяжести, нет движения, дышит плохо, пищу срыгивает. Вас выпишут через несколько дней. Напишите отказ. У ребёнка асфиксия, поражение центральной нервной системы и врождённый сифилис. Если ему повезёт и он не умрёт, то полноценным человеком всё равно не станет".
-Сифилис? Откуда сифилис?!- кричу я. Мне вкалывают успокоительное. Как позже объясняют, инфицирование произошло во время беременности. Я бесконечно повторяю, что не понимаю, откуда это могло взяться.
На второй день после операции я отхожу от наркоза и могу подняться. По стенке доползаю до детского бокса, где в бесконечных проводах и трубочках лежал синюшный комочек, мой сын Егорка.
Три года прошли как в бреду. Илья разрывался между работой, домом и бесконечными больницами. Требовалось какое-то безумное количество денег на врачей и лечение. Хотя все светила науки утверждали, что ждать нам нечего. Тяжёлый ребёнок. Не встанет, не будет себя обслуживать, не заговорит. Уже в конце первого года в карте появился диагноз олигофрения.
Первые месяцы Егор был мало похож на младенца. Скорее на куклу из фильмов ужасов. Постоянный насморк с гнойными выделениями, трещины на губах и на коже, мокнущие пузыри, переходящие в язвы, сыпь, морщинистая кожа с серым налётом. Переодически случались судоржные припадки, и сын кричал так, что казалось: ещё чуть чуть-и взорвётся мозг.
Я занималась с Егором, как ненормальная. Скупила всю литературу по реабилитации таких детей. Делала массаж под его оглушительны вой, готовила специальную диетическую еду, ползала на коленях перед врачами, которые хотели отказаться от моего ребёнка как от неперспективного:” Мамаша, вашего сына не поднять. Дайте нам заниматься с теми, кто отвечает за терапию”. Ровно в три года Егор пошёл. Стоял, качаясь, на тонёхоньких ножках и улыбался.
Однажды ночью я услышала плач. Подошла к кроватке и увидела мужа, сидящего на табуретке. Я видела, как он плачет, один раз в жизни. Когда умерла его мать, он несколшько раз промокнул глаза платком. Сейчас же муж рыдал почти в голос:
-Это я во всём виноват. Нет мне прощения!
Так я узнала, что во время беременности он мне изменил. Один раз. Где-то в середине срока, когда я была еле живая от токсикоза. Илья подцепил её в каком то клубе. Он даже сдал после этого анализы, которые и выявили сифилис. Но испугался моей реакции и скрыл результат.
Лучше бы он тогда промолчал...
Я не помню, как собрала его вещи. Утром мы с Егором проснулись одни. В этот же день я подала на развод. Поначалу Илья звонил, приезжал каждый день и привозил деньги. Со временем звонки стали реже, а потом он подбросил в почтовый ящик письмо: “Прости. Я так больше немогу. Не могу постоянно напоминать себе о своей ошибке”. Больше я его не видела.
С работы пришлось уйти. Вышла из декрета и написала заявление. Теперь мы стали жить с сыном только на его мизерные пособие и пенсию по инвалидности.
Лет в двенадцать, благодаря нашим постоянным походам в бассейн и лечебной физкультуре, Егор выправился, появились мыжцы, выровнялась походка и появилась неконтролируемая сила. Да, я знала, что у олигофренов часто выражена агрессия, но никак не ожидала, что столкнусь с этим. Мне казалось, что мой мальчик не способен причинить мне боль после того, как мы с ним стали практически единым целым.
Первый раз Егор избил меня за то, что я отказалась давать ему ещё неостывшую кашу. Он как будто взбесился. Стал кричать, бить меня об стену и пинать ногами.. У него было лицо зверя. Но даже у животного можно найти искру разума. У моего сына в тот момент её не было.
Приступы ярости начали случаться всё чаще. Практически раз в две недели. Можно было даже с календарём не сверяться. Я уже научилась группироваться так, чтобы он причинил мне как можно меньше вреда. Но всё равно сотрясений мозга было уже не сосчитать.
Самое страшное случилось накануне пятнадцатилетия Егора. Он пришёл ночью, накрыл меня подушкой и изнасиловал. К моему счастью, я быстро потеряла сознание от боли. Но до сих пор стоит закрыть глаза, как я вижу его перекошенное лицо, чувствую смард изо рта и слышу довольное мычание. Очнулась в крови. Егор в спущенных трусах спал рядом с блаженной улыбкой. Я долго стояла над ним с кухонным ножом в руках. Думала, если проснётся сейчас, два удара- и я буду свободна. Но он не проснулся...
Месяц назад я сдала сына в психбольницу. Через неделю его выпишут. Там не держут долго больных, у которых есть родственники. Егора не лечат. Ему вклывают тяжёлые лекарства, позволяющие держать его в неподвижном состоянии. Я умоляла выписать такие препараты домой, чтобы я могла жить, не опасаяст за свою жизнь. Но не положено. Серьёзные наркотики запрещено выдавать на руки.
Мне 36 лет, и я не хочу жить. Я родила того, кто превратил мою жизнь в кошмар. И я хочу, чтобы его больше не было. Если бы я знала, что меня ждёт, я бы, наверное, не колебалась в роддоме- пусть иньекция, сильный ток, что угодно. Нельзя сохранять жизнь детям с тяжелейшими патологиями. Они не живут и не дают жить другим.